|
Убийство
Столыпина
1 сентября
1911 года в киевской опере шла "Сказка о царе Салтане".
В ложе находился царь, Столыпин сидел в первом ряду, в 18 ряду -
Богров. После второго акта был большой перерыв, царь покинул ложу.
Столыпин стоял спиной к сцене, опершись на рампу, и беседовал с
министром двора В. Б. Фредериксом и военным министром В. А. Сухомлиновым.
Богров, подойдя к Столыпину на расстояние двух - трех шагов, дважды
выстрелил. Одна пуля попала в руку, другая, задев орден на груди,
изменила направление и прошла через живот.
Столыпин сначала растерянно вытирал кровь, затем начал оседать на
пол. Богров успел дойти до выхода из зала, но всеобщее оцепенение
прошло, его схватили и избили. Когда порядок восстановился, зрители
вернулись в зал, в ложе появился царь. Хор исполнил "Боже,
царя храни". Раненого отправили в клинику. Состояние Столыпина
несколько дней было неопределенным. Торжественные мероприятия же
продолжались.
Царь однажды побывал в клинике, но к Столыпину не пошел, а своей
матери написал, что Ольга Борисовна его не пустила. 5 сентября состояние
раненого резко ухудшилось, вечером Столыпин умер.
9 сентября Богров предстал перед Киевским окружным военным судом
и 12 сентября по приговору суда был повешен.
Современников удивила эта поспешная расправа.
Существует предположение, что выстрел в Столыпина 1 сентября 1911
года в Киеве не был случайностью. К тому же за несколько месяцев
до этого сорвалась попытка заставить Столыпина уйти в отставку.
Существуют две версии этого убийства. Первая - советского историка
А. Д. Авреха: высокопоставленные жандармы, обеспечивавшие безопасность
царя и его свиты во время поездки в Киев, сразу же разгадали намерения
Богрова. Но они понимали, что царь и придворная камарилья давно
уже тяготились Столыпиным, и решили не мешать Богрову. Наоборот,
они давали ему билеты и пропуска на все торжественные мероприятия,
где присутствовал Столыпин. Именно от жандармов Богров получил билет
в киевскую оперу 1 сентября. Вторая версия - польского историка
Л. Базылева, который считал, что охранка, много лет получая информацию
от Богрова, привыкла ему доверять и стала жертвой своего доверия,
проще говоря, прошляпила.
Столыпина похоронили на территории Киевско-Печерской лавры. На собранные
по подписке деньги в Киеве ему был поставлен памятник. После революции
памятник был разрушен, а в конце 70-х годов, сравняли с землей и
могилу Столыпина. Сейчас она восстановлена.
Столыпин во многом отличался от тех высокопоставленных российских
бюрократов, которые занимали руководящие посты до и после него и
которых характеризовала безликая консервативность. Он был прекрасным
оратором. Его выступления в Думе, образные, полные сарказма, вызывали
восторг у публики.
Столыпин умел защищать класс, к которому принадлежал. Так 6 марта
1907 года председатель Совета министров, в частности, говорил: "Правительство
будет приветствовать всякое открытое разоблачение какого-либо неустройства,
но иначе оно должно отнестись к нападкам, ведущим к созданию настроения,
в атмосфере которого должно готовиться открытое выступление.
Эти нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у власти паралич мысли
и воли, все они сводятся к двум словам - "руки вверх".
На эти два слова, господа, правительство с полным спокойствием,
с сознанием собственной правоты может ответить только двумя словами:
'Не запугаете! '". Столыпин охотно и умело вел диалог с прессой,
с представительными учреждениями, с общественностью, и у его оппонентов
никогда не возникало впечатления, что они спорят со статуей. Нет,
перед ними был живой человек, который понимал их аргументы и выдвигал
свои. При этом, однако, Столыпин был очень предрасположен к демагогии
- говорил одно, а думал другое.
Поэтому так трудно работать с его речами. Кроме того, при всем своем
умении вести диалог с общественностью, Столыпин опирался не на общественность,
а на бюрократию и полицейский аппарат, на дворянство. Именно они
его и погубили.
И еще одна черта Столыпина, как государственного деятеля: убежденный
в правильности своих проектов, он не считал настоятельно необходимым
убедить в этом народ, крестьянство, которое, по его мнению, по своей
"некультурности" не сознавало собственной пользы. Во всем
мире, доказывал он, полезные начинания проводятся при сильнейшем
давлении сверху.
Его деятельность не была однозначной. В целом Столыпин был, несомненно,
крупным государственным деятелем, но вряд ли особо выдающимся. "У
П. А. Столыпина был сильный ум, - писал современник, - но это был
какой-то ум второго сорта, действительно лишенный и углубления,
и идеалистического благородства, ум, смешанный с мелкой хитростью
и лукавством". Однако, при всех своих отнюдь не исключительных
качествах Столыпин видел все же дальше и глубже, чем царь и помещики.
Его судьба определилась тем, что они не захотели иметь "приказчика",
превосходившего их по личным качествам.
Конец
карьеры Витте С.Ю.
Столыпина
уже не стало, а его предшественник С. Ю. Витте еще действовал. Отставка
с поста председателя Совета министров стала для Витте концом политической
карьеры. Однако, сидеть, сложа руки, он не собирался и не терял
надежды вернуться к власти. Оставались еще такие средства политической
борьбы, как трибуна Государственного совета и печать.
С присущей ему энергией Витте использовал их для того, чтобы снять
с себя ответственность за происхождение русско-японской войны и
революции и вообще представить свою государственную деятельность
в выгодном свете.
Витте не терял надежды на возвращение к государственной деятельности
до последнего дня своей жизни. В начале первой мировой войны, предсказывая,
что она окончится крахом для самодержавия, Витте заявил о готовности
взять на себя миротворческую миссию и попытался вступить в переговоры
с немцами. Но он уже был смертельно болен и скончался 28 февраля
1915 года. Несмотря на войну, имя бывшего премьера в течение нескольких
дней не сходило со страниц газет.
Царская чета встретила известия о смерти Витте, как подарок судьбы.
Витте был единственным из министров Николая II, не просто усердно
работавшем в тени императорской власти, но вышедшим из этой тени,
непомерно возвысившимся в дни своего короткого премьерства. Что
бы он не писал и не печатал о русско-японской войне и революции,
доказывая свою непричастность к их происхождению, выставляя себя
спасителем царской власти, для Николая II события ненавистной ему
революции были прежде всего связаны с именем Витте. Царь не мог
простить ему унижений, пережитых в трудные дни осени 1905 года,
когда Витте вынудил его сделать то, чего он не хотел и что противоречило
прочно сложившимся в его сознании представлениям о самодержавной
власти.
Среди государственных деятелей последних лет существования Российской
империи Витте выделялся необычным прагматизмом, граничившим с политиканством.
Прагматизм Витте был не только отражением свойств его личности,
но и явлением времени. Витте показал себя выдающимся мастером латать
расползшийся политический режим, ограждая его от радикального обновления.
Он многое сделал для того, чтобы продлить век старой власти, однако
был не в силах приспособить отжившую свое систему государственного
управления к новым отношениям и институтам и противостоять естественному
ходу вещей. |
|