На пятом курсе Ольга сделала дипломный проект, - проект монументальной росписи для строившейся тогда станции метро "Римская", утвердила его и не стала защищать. С этого момента об Ольге не известно практически ничего, кроме того, что, имея за плечами тысячи великолепных работ, она десять лет не брала кисть в руки. Более того - избегала любых контактов с художественным миром, - даже не посещала музеи и выставки.

Прошло десять лет - и Ольга неожиданно вернулась к творчеству. Ее работы появились в ведущих галереях Москвы. На вопросы журналистов о том, чем же она занималась прошедшие годы, загадочно улыбается и отвечает: "Разными вещами". Не рассказывает ни о чем, что напрямую не связано с ее работой. Понятно лишь, что Ольга вернулась к творчеству на ином уровне. Она переосмыслила все, что было сделано раньше, оценила свои эксперименты в разных жанрах и направлениях - и стала писать по-новому, создав более стройную творческую систему. Теперь ее интересуют не только живопись, но и скульптура, она мечтает о синтезе искусств, о соединении в единое целое живописи, фрески и скульптуры. И, вероятно, ее выставки вскоре станут заметным событием в художественном мире Москвы.

Ольга Пузанова училась у мастеров, творческое становление которых пришлось на 50-е 60е годы, чье творчество впитало в себя атмосферу радостного послевоенного подъема. Ее первые работы выполнены в рамках традиционного советского - именно советского, а не российского искусства, с его крепкой композицией, тщательно выстроенным соотношением тонов и яркими цветами, прославляющими счастливую жизнь. "У меня скорее доминирует цвет, неудержимый напор цвета" - говорит сама художница. В этот период она пишет солнечные пейзажи, вызывающие ассоциации с творчеством Пименова и Нисского, Налбандяна и Герасимова, и веселые летние "дачные" натюрморты и портреты, напоминающие о работах Грабаря и Герасимова. Можно сказать, что краткий и счастливый период "советского импрессионизма" получил в ее работах прямое продолжение. Великолепны пейзажи Валаама, передающие атмосферу прохладной и светлой осени. Они чрезвычайно эмоциональны, написанны размашистыми, сильными мазками.

В графике Ольга Пузанова часто шла на смелые эксперименты. Разноплановые работы от академического рисунка и портрета до смелых импровизаций на мотивы средневекового искусства. В рисунке видна прекрасная школа - одной линией художница может передать движение и характер модели, в то же время она способна делать и классический рисунок, с тщательной проработкой формы и деталей. Серия "Гаргантюа и Пантагрюэль" напоминает стилистически средневековые миниатюры, украшенные орнаментами, но если присмотреться - видно, что это скорее игра в средневековье, представление о нем современного человека, пронизанное тонким юмором. Особенно это проявляется в маленьких фигурках, украшающих буквицы.

Портреты работы Ольги Пузановой - это всегда биение жизни и красок, образ, увлекающий за собой в мир бурных эмоций. Часто она, передавая характер своих персонажей, изображает их на фоне бурной воды, рядом с большими букетами цветов, - подобно художникам-романтикам, которые отождествляли стихию и переполненную чувствами человеческую душу.

Особое место в творчестве художницы занимают акварельные наброски, выполненные в ее многочисленных путешествиях по России и зарубежью. Она не из тех, кто позволяет себе расслабиться даже на отдыхе, превратившись в беспечного туриста - Ольга пишет повсюду. Смело работая линией и пятном, без предварительного рисунка карандашом, она за считанные секунды создает образ городской улицы. Порой пейзажи написаны настолько резкими, внешне хаотичными мазками, что при первом взгляде кажутся нагромождением красок. Но стоит отойти - и мазки складываются в великолепный пейзаж, безупречный по цвету и фактуре.

Как уже говорилось выше, Ольга Пузанова много и успешно занимается скульптурой, создавая ее из цветной глины. Она говорит: "Я ищу идеи в искусстве древних кочевых народов - аланов, скифов, монголов, много изучаю историю и археологию. Рассматриваю древние черепа, изучаю мелкую пластику и пытаюсь понять - какими были эти люди. Особенно меня интересует их подход к изображению человека и то, каким образом оно стилизовано. Ведь каждая культура по-своему стилизует мир, и количество форм и образов, которые можно почерпнуть у древних, поистине бесконечно. Часто в моих импровизациях видна попытка трактовать форму, упрощая и обобщая ее до геометрии, ведь весь мир, и искусство тоже, построены на гармонии цифр и геометрических форм . У Пушкина не зря сказано: "Поверил я алгеброй гармонию". Я ищу геометрические соответствия фигурам, позам, характерам - и когда удается их найти, возникает ясный и четкий образ, такой же, какой удавалось найти древним".